Самое время вздохнуть с облегчением и написать моему гонконгскому другу Бао, чтобы не отставать от него с его подсказками по тамошним трендам, и закрыть пару сделок, после чего выключить все и поспешить к офису Джоджо. Сейчас я опаздывал всего на 45 минут и ощущал лишь легкое волнение после событий этого дня.

– Прости, я опоздал, – начал я, когда она впустила меня в свой кабинет, и, взглянув ей в лицо, я понял, что правильно сделал, начав с извинений. – Владе перехватил меня, когда я выезжал из Мета, и пришлось гнать в Бронкс и вытаскивать тех малых, которые спасли старика. Теперь спасать понадобилось их. – И я объяснил, как Роберто умудрился застрять на дне в Южном Бронксе, а Стефан стоял в лодке с кислородным баллоном и ничего не мог сделать.

– Иисусе! – воскликнула Джоджо. – Что они там делали?

– Не знаю, – ответил я. – Дурачились, как обычно.

Она посмотрела на меня взглядом, значения которого я не смог понять, а потом стала выключать свои экраны и собирать вещи в сумочку.

– Ладно, я готова. Куда думаешь поехать?

– Как насчет бара, где мы познакомились?

– Звучит неплохо.

Оказавшись в моей «козявке», ставшей местом столь приятных воспоминаний о нашей славной ночи в гавани, я с удовольствием ощутил, что все вновь складывалось хорошо, и, пребывая в этом возбуждении, рассказал о своем облегчении, которое испытал, когда подводный рынок выстоял после того крушения в Челси.

– Мне нужно набрать как можно больше шортов перед обвалом, иначе я не смогу воспользоваться моментом в полной мере. Сейчас ИМС перевалил за сотню, а это как бы психологический уровень, и все, наверное, уже думают, что он начнет расти.

– Думаешь, твой индекс всех обманывает? – спросила она, оглядываясь на остальные лодки, плывшие по каналу.

– В смысле, я занимаюсь спуфингом[71] или типа того?

– Нет, в том смысле, что он идет вверх, что бы ни происходило.

– Ага, доверие – одна из переменных, которые в нем учитываются, так что тут дело, скорее, в том, что люди просто хотят, чтобы он рос.

– А ты сам не хочешь? Я имею в виду, разве это не означает, что людям, которые там живут, становится лучше?

– Что растут цены? Я не особо уверен. Но я точно знаю, что жилищный фонд ждет сильный обвал. И даже всех технических новинок не хватит, чтобы его возместить.

– Но индекс так и растет.

– Потому что этого хотят люди.

– Индексы странные, – вздохнула она.

– Так и есть. Но людям нравится, когда сложные ситуации сводятся к единому числу.

– На которое можно сделать ставку.

– Или которое поможет отследить темпы инфляции. Например, индекс стоимости хорошей жизни – зачем он нужен?

Она сгримасничала:

– Чтобы посмеяться, насколько ты богат. Пройдись по своему списку: яхта, меховая шуба, самолет, адвокат, психиатр, ребенок в Гарварде и так далее.

– На него уж точно смотреть веселее, чем на индекс несчастья, – заметил я. Этот индекс был прост, как и подобает его предмету: инфляция плюс безработица. – Сюда, как я думаю, можно добавить еще несколько переменных. – Например, личные банкротства, разводы, посещения продовольственных банков, самоубийства… Но перечислять эти переменные сейчас было бы не лучшей идеей, и я продолжил: – Или, может быть, индекс Джини – он, может, как бы перекрестный между индексом стоимости хорошей жизни и индексом несчастья. Или можно пойти иным путем и посмотреть на индекс счастья.

– Индексы, – проговорила она, отмахиваясь.

– Ну да, – ответил я, словно защищаясь. – А ты что, ими не пользуешься?

– Пользуюсь индексом волатильности, – признала она. – Ты тоже, наверное?

Я кивнул.

– Он был одним из источников вдохновения для ИМС. Мне нравится, как он своим показателем описывает будущее.

– В каком это смысле?

– Ну, он же объединяет все ставки, которые акции должны иметь в следующем месяце. То есть это как «без месяца»[72]. Мне хотелось создать то же самое для межприливья.

– Читать по чайным листьям, предсказывать судьбу.

– Как знать?

– В то время как все рушится на глазах.

– Ага, это и есть баланс, происходит и то, и то. Здесь нужно сидеть на заборе и играть за обе стороны.

– Но ты-то сейчас только шортишь.

– Да, мне кажется, что лонговать уже опасно. Это пузырь. Конечно, как я говорил, в чем-то это и хорошо. Можно больше собрать, когда он лопнет. Вот я и давлю на это, продолжаю скупать путы.

– Так это все-таки спуфинг!

– Нет, я реально их скупаю. А иногда переворачиваюсь, чтобы помочь ему дотянуть до момента, как я буду готов.

– То есть играешь на опережение.

– Нет-нет. Я вообще не хочу этого делать.

– Как и те случайные спуферы. Значит, ты правда считаешь, что он пойдет выше. Но ты же вроде говорил, что это не будет продолжаться.

– А люди думают, что будет. Он будет расти, пока не лопнет, вот я и хочу, чтобы он продолжал расти.

– Пока ты не будешь готов.

– Ты знаешь, что я имею в виду. Когда все будет там, где нужно. А пока чем больше, тем лучше.

Она коротко рассмеялась.

– Тебе бы быть поосторожнее. Если обвал окажется слишком крупным, вряд ли тебе будет с кем закрыть свои шорты.

– Ну, – ответил я удивленно, – тогда это уже будет конец всему. Крах цивилизации и все такое.

– Такое уже случалось.

– Разве?

– Конечно. Великая депрессия, Первый толчок.

– Да, но то было с финансами. Крах финансовой цивилизации.

– А больше и не нужно, если ты потеряешь всех, кто смог бы тебе выплатить.

– Но они всегда возвращаются. Правительство их выручает.

– Но это не одни и те же люди. Новые. Старые проигрываются, и все.

– Я постараюсь избежать этой участи.

– Не сомневаюсь, что попытаешься. Как и все.

Она покачала головой, слегка мне улыбнулась – моему оптимизму, уверенности, наивности? Я так и не понял. Я не привык к тому, чтобы эта улыбка была адресована мне. От этого становилось немного тревожно, меня это даже чуть раздражало.